|
Попытка увидеть других не через себя ведет к преодолению национально-идеологических стереотипов, которые сложились на протяжении прошлой истории. Тем самым этот новый подход будет способствовать не только объективному пониманию самих себя, но одновременно и тех, с кем необходим диалог на языке европейской современности. Этот путь к самим себе, а тем самым и к другим — тернист, ибо прошлое довлеет нашему сознанию не только инерцией традиционных государственных идей, но и притягательной силой национальных гениев.
«Клеветникам России» — патриотический ответ Пушкина Европе, возмущенной жестоким подавлением восставшей Польши. Великий русский поэт выступает как человек своего времени: русский патриот, что вполне естественно; российский государственник, что вполне закономерно. Это характерная черта не только России и русских XIX в. (Чаадаев был исключением — он слишком опережал свое окружение и свое время, отчего и был объявлен сумасшедшим), это тип мышления того прошлого, в котором мы задержались и которое теперь тянет нас назад — к временам государственно-националистических противостояний, державно-идеологических претензий на диктат не только внутри, но и вне своих границ.
Теперь, после трагического опыта Второй мировой войны, когда на Западе Европы возобладало осознание наднациональной общности национально дифференцированного человечества, а отсюда и понимание всеобщности человеческих интересов, такая обращенная в прошлое российская политическая мысль не может не вселять опасений не только западноевропейцам, но и тем, кто испытал ее на себе как часть социалистического лагеря или как часть СССР.
Спор с Польшей никогда не был «домашним» (как утверждал поэт), ибо славяне, будучи одной из этногенетических общностей Европы (наряду, например, с романской, германской, угро-финской) никогда не являл собой государственной либо конфессиональной целостности. С принятием христианства они постепенно разделились как в плане конфессионально-культурном, так и государственно-политическом, составляя с соответственно более им близкими по религиозному (а не этническому) мироощущению этносами Византийский и Латинский круги европейской цивилизации.
Поэтому-то русско-польский конфликт — вопреки утверждениям Пушкина — не был и «семейной враждой». Отраженные в пушкинских строках притязания России на особую роль среди славян (входивших в разные геополитические пространства Европы и отождествляющих себя с разными кругами европейской культуры) были связаны с государственно-политической доктриной империи и служили исключительно ей. Именно здесь корни конфликта России не только с католической Польшей, но и, например, с православной Болгарией (что последовало вскоре после обретения ею независимости вследствие русско-турецкой войны), не говоря уже о православной Украине, которая в XVII в. добровольно присоединилась к России, а в следующем столетии была лишена всех прав, включая право изданий на родном языке.
|
